Неточные совпадения
Катерина Ивановна хоть и постаралась тотчас же сделать вид, что с пренебрежением не замечает возникшего в конце стола смеха, но тотчас же, нарочно возвысив голос, стала с одушевлением
говорить о несомненных способностях Софьи Семеновны служить ей помощницей, «
о ее кротости,
терпении, самоотвержении, благородстве и образовании», причем потрепала Соню по щечке и, привстав, горячо два раза ее поцеловала.
До самого вечера и в течение всего следующего дня Василий Иванович придирался ко всем возможным предлогам, чтобы входить в комнату сына, и хотя он не только не упоминал об его ране, но даже старался
говорить о самых посторонних предметах, однако он так настойчиво заглядывал ему в глаза и так тревожно наблюдал за ним, что Базаров потерял
терпение и погрозился уехать.
Надя уж выходит из
терпения наконец и
говорит ему: «Полноте
о таких пустяках беспокоиться; вы же поедете в Петербург скоро; веселитесь себе там.
Не
говорю вам
о глубокой моей благодарности за ваше посещение: кажется, это между нами ясно. В награду вам скажу, что пульсация значительно меньше теперь против прошедшей; в известных вам случаях не возвращается. Бывает, но редко и слабее. Я это добро приписываю силе вашей воли. Вообще и другие припадки уменьшаются, но в сложности нет еще настоящего восстановления сил. Если это богу угодно, то он ускорит или даст
терпение, которым не хвастаю сам.
По вечерам на крыльце дома собиралась большая компания: братья К., их сестры, подростки; курносый гимназист Вячеслав Семашко; иногда приходила барышня Птицына, дочь какого-то важного чиновника.
Говорили о книгах,
о стихах, — это было близко, понятно и мне; я читал больше, чем все они. Но чаще они рассказывали друг другу
о гимназии, жаловались на учителей; слушая их рассказы, я чувствовал себя свободнее товарищей, очень удивлялся силе их
терпения, но все-таки завидовал им — они учатся!
Он
говорил всегда одно и то же:
о кротости,
терпении, любви и всегда — аккуратно до половины пятого.
— Дядюшка! дядюшка! — вскричал я, теряя последнее
терпение. — Я с вами
о деле хочу
поговорить, а вы… Да знаете ли вы, повторяю опять, знаете ли вы, что делается с Настасьей Евграфовной?
— Ну, если, граф, вы непременно этого хотите, то, конечно, я должен… я не могу отказать вам. Уезжайте же скорее отсюда, господин Данвиль; советую вам быть вперед осторожнее: император никогда не любил шутить военной дисциплиною, а теперь сделался еще строже.
Говорят, он беспрестанно сердится; эти проклятые русские выводят его из
терпения. Варвары! и не думают
о мире! Как будто бы война должна продолжаться вечно. Прощайте, господа!
— Послушайте, Александра Павловна, — начал он, — несправедливы-то вы, а не я. Вы досадуете на меня за мои резкие суждения
о Рудине: я имею право
говорить о нем резко! Я, может быть, не дешевой ценой купил это право. Я хорошо его знаю: я долго жил с ним вместе. Помните, я обещался рассказать вам когда-нибудь наше житье в Москве. Видно, придется теперь это сделать. Но будете ли вы иметь
терпение меня выслушать?
Андашевский(еще более покраснев). Послушай, ты, наконец, выведешь меня из
терпения этими тремястами тысяч! Ты
говоришь о них на каждом шагу и сделала то, что об этом все газеты трубят!.. Понимаешь ли ты, какое зло мне можешь принести этим; а между тем это были казенные деньги, которые я случайно получил у тебя на квартире.
Только полночь пробило, вдруг лампа на столе сама собою зажглась. Сидят два старичка и разговаривают. Один, — борода длинная, как полагается: саваофская; у другого кучерявенькая. Сидят и разговаривают, — вообще, значит, разговаривают
о жизни, об ее продолжении. Один
говорит: «Нет, Никола, не хватает
терпения моего. Всех хочу уничтожить». А другой ему: «Подожди, потерпи еще немножко. Может, переменится все, одумаются люди, получше станут. Тихомирье придет».
Тут Василий Кириллович начал
говорить и
говорил столько
о Гомере, Виргилии, Камоэнсе,
о богах и богинях, что утомил
терпение простых смертных.
Они
говорят: «Само собой разумеется, что все эти заповеди
о терпении обид, об отречении от возмездия, как направленные собственно против иудейской любомстительности, не исключают не только общественных мер к ограничению зла и наказанию делающих зло, но и частных, личных усилий и забот каждого человека
о ненарушимости правды,
о вразумлении обидчиков,
о прекращении для злонамеренных возможности вредить другим; ибо иначе самые духовные законы спасителя по-иудейски обратились бы только в букву, могущую послужить к успехам зла и подавлению добродетели.